Поглядел в залу: «Но тут с Пушкиным случай вышел, и Александр Сергеевич повернул обратно». Колхозник постыдился за Пушкина, что поэт испугался зайца! Он не счел даже приличным упомянуть на публичной конференции о таком незавидном факте в биографии Пушкина!

Опыт Кременок — первый из дошедших до нас в подробностях. Обобщать и делать выводы нам еще рано. Но уже некоторые черты — интерес к реальному содержанию Пушкина, к житейской стороне его

произведений, к прямому, а не иносказательному их смыслу, интерес к сюжетной, описательной, рассуждающей, непосредственной стороне его творчества,— этот интерес несомненен.
А с ним вместе несомненно и другое: непосредственное чтение Пушкина нужно сейчас, как, может быть, никогда раньше, содержание его не только не устарело, но, как мир на заре, оно дает именно сейчас, в наше время, новому читателю чудесные контуры вещей, близких его сердцу, во всей их реальной прелести, и цельный Пушкин, полный Пушкин,— он стал доступен нам именно только в наше время!
Думаешь, сколько еще такой прелести предстоит найти новому человеку в сокровищах искусства, накопленных для него человечеством!
Нужда в «гипотезах» Пушкина отпала. Пушкин как символист, как метафизик, Пушкин, углубленный мнимыми измерениями наших декадентов, исчез: таким он был нужен людям, трагически не имевшим работы в истории. Пушкин «гражданский поэт», ограниченный Пушкин, усиленно насаждавшийся первым периодом нашего литературоведения, тоже теряет свою монополию. Появляется цельный Пушкин, интересный Пушкин. Таким читает и чувствует его сын нашего цельного времени, работник социализма.
А костыли консультантов он приставил к стенке. Надобности нет — сам пошел.