Выше я сказала «байроновское влияние». Было время, когда очень многое в творчестве Пушкина воспринималось именно в свете этого влияния. Байрон принес в европейскую поэзию экзотику «сегодняшнего дня», он вывел персонажей чужого племени, женщин Востока, и притом не фантастических, как проделывал Шекспир, не чародеев (армянин в «Духовидце» Шиллера), не магов, не жуликов (итальянские новеллисты), а людей как будто реальных и современных. После него стало модным изображать гречанок, горянок, морских разбойников, восточные племена. И читатели (а с ними критика) очень долго видели в многообразии интересов Пушкина простую дань своему времени, увлечение бай-роновской модой на «иноземцев». Именно поэтому необычайно широкий охват в поэзии Пушкина мало известных тогда национальностей в России: только что побежденных кавказских горных племен — грузин, татар, цыган, все разновидности степных монгольских народов,— этот охват и его значение для последующей русской литературы как-то мало были изучены и продуманы. Обратили внимание только на обращение в литературе созданных Пушкиным тем (например, «Кавказский пленник» у Лермонтова и Льва Толстого).