Из хат, из келий, из темниц Они стеклися для стяжаний…
Не довольствуясь этим, Пушкин рисует «смесь племен»: тут и «беглец с брегов воинственного Дона», и «в черных локонах еврей», и «дикие сыны степей, калмык, башкирец» и «рыжий финн» и «везде кочующий цыган». Нам почти ясны и причины, согнавшие сюда этих людей (из келий, из темниц), но Пушкин еще уточняет:
Пе оставалось у сирот Ни бедной хижинки, ни поля;
Мы жили в горе, средь забот.
Наскучила нам эта доля.
Стихотворение внешне написано в той же романтической форме, в нем то же байроновское влияние, но это не мешает ему быть бессмертным образцом реализма. Разбойники описаны предельно точно; мы знаем, кто они, откуда, для чего и почему собрались, их судьба потрясает нас в чтении, стихи входят зрительным, мыслительным, психологическим, нравственным слагаемым в наш душевный мир. Их реализм помогает Пушкину совершенно разбить штамп (например, «в черных локонах еврей», хотя в литературе тогда еврей изображался седым и старым). А вместо фальшивых пчел здесь чудесным народным оборотом противопоставлены «не стая воронов» на груде костей, а «шайка удалых» вокруг огней. И фон, и картина, и язык — совершенно другие, хотя формально меж языком Пушкина и Языкова разницы как будто нет.